Начало | I | II | III | IV | V | VI | VII | VIII | IX | X | XI | XII | XIII | XIV | XV | XVI | Конец | zip/277K |
Знакомые слова «пространство», «время», «знание», взятые в таком порядке, имеют тенденцию ускользать в своем значении. С позиций здравого смысла «пространство» идентифицируется с непрерывной протяженностью, рассматриваемой либо как пустота, либо как то, что содержит в себе вещи, будь то пылинка, скопление галактик или даже вселенная как целое. «Время» туманно интерпретируется как переход от прошлого к будущему или как среда, в которой события направлены так, что мы говорим о потоке или течении времени или о нашем осознавании, несомом во времени и через время. Но такая интерпретация содержит слишком много противоречий, чтобы служить какой-либо полезной цели.
Со «знанием» дело обстоит еще «хуже»; его можно соотнести с ощущением близости, знакомства, приходящего в результате опыта, также с уровнем информированности личности, с теоретическим и практическим пониманием, а в случае философски мыслящей личности — с тем, что не является мнением. Но это тонкое различие между знанием и мнением тотчас оборачивается реальной угрозой привычно знакомому, поскольку наше знакомство с вещами может оказаться не более чем мнением, которое, как предполагается знанием, должно победить и преодолеть. Но что если победа — не более чем другое мнение в маске?
Конечно, нам нужно освободиться от оков таких знакомых свойств, как
«протяженность», «размер» или «положение», с которыми мы сталкиваемся в вещах,
наполняющих вселенную, и в нас самих. Каким-то образом оказывается, что эти
свойства являются фабрикой вселенной (в противовес тюрьме субъективности так
называемых вторичных качеств), а рассматривая их таким образом, мы сделали их
абстракциями, независимыми от вещей, свойствами которых они являются. Правда, мы
вытащили себя из знакомого, но приковали к абстрактному или, если вам захотелось
бы обозначить эти новые оковы, к абсолютному (с заглавной буквы или без нее).
Нет ни малейшей разницы, закован ли ты золотой цепью или связан соломенной
веревкой.
Это дерзкое и опустошающее заявление, но, поскольку оно разрушает
лелеемые понятия, оно все время требует внимательного пересмотра наших
идей. Ударение делается на всем времени, при этом допускается, что мы уже знаем,
что означает «время». История показывает, что вопреки непрерывному
усилию по очищению наших концепций мы не были осторожными, все время и часто
лишь заменяли солому золотом.
Не так давно пространство мыслилось абсолютным, включая иерархию положений с
землей и человеком в центре вселенной. Улучшенное наблюдение привело к первой
утрате. Земля перестала быть центром, и вдобавок к этому замешательству
«предметы», видевшиеся двигавшимися в и через пространство, оказались «местами»,
подобными заселенным человеком. Какие последствия это имело для заветного
антропоцентризма — лишь сейчас начинает брезжить для нас.
Невзирая на несчастье, выпавшее на долю нашей земли, идея абсолютного
пространства продолжала жить. Ньютон предположил, что пространство являлось
субстанцией с независимым существованием (что в просторечии и есть
«абсолютное»), и именно через этот вид пространства двигались материальные
тела и радиация. Но субстанция предполагает вид среды, даже если
она, как утверждается, и невидима. Эта вездесущая и гипотетическая
среда, называемая эфиром, - вид флюида, наполняющего все пространство,
который в своей священной абсолютности предполагался неподвижным, — никогда
не была найдена. Помимо нелогичности такого допущения того, что что-то
наполняет еще что-то - влекущее за собой необходимость понятия «величины» (тогда
как просто не с чем сравнивать абсолютное пространство) - ее (среды)
отсутствие привело к другой потере. Физике Ньютона был нанесен жестокий удар, от
которого она не смогла оправиться. Ее картину пространства, а в данном случае и
времени, также нужно было оставить (кроме узких рамок ее применимости), когда
Альберт Эйнштейн предложил свою специальную теорию относительности, которая явно
отвергает существование любой фиксированной точки любого абсолютного
пространства.
Сейчас ученые рассматривают пространство вместе с материей как состоящее из
многих структурных уровней. Оно обладает свойствами непрерывности, размерности,
связности и ориентабельности, известными как топологические черты. Помимо этого,
оно имеет другие математические характеристики, представленные различными
координатными системами, такими, как Картезианская, цилиндрическая, сферическая,
полярная. Почти нет предела нашей способности конструировать математические
пространства со свойствами, отличными от тех, которыми, как мы верим, обладает
«реальное» пространство.
Некоторые из этих (математических) пространств с
метрическими свойствами, такими, как расстояние и угловое свойство, уже были
исследованы древними греческими философами, и их находки были формализованы в
аксиомах и теориях Эвклида. До формулирования специальной теории относительности
было широко принято, что вселенная была математическим пространством,
подчинявшимся правилам Эвклидовой геометрии. На самом деле эта вера была лишь
продолжением допущения плоской земли и маломасштабных поверхностей, для которых
только и является ценной Эвклидова геометрия. Сегодня же лишь несколько
твердолобых фанатиков верят в исключительность Эвклидовой геометрии. Многие
ученые теперь думают, что пространство обладает крутизной и что его поверхность
может быть сферической (положительная крутизна) или седлообразной (отрицательная
крутизна).
Судьба, которая постигла наше понятие пространства как некоторого рода
неограниченного и статичного вместилища (контейнера), трехразмерной сцены,
вмещающей каждое видимое событие, не миновала и наше понятие времени, хотя оно
было и остается принципиально отличным от понятия пространства. Если
пространство находится или находилось, как это было принято, «в
покое», время всегда изображалось как вечно стремящийся вперед поток.
Этот поток неразрывно связывался с «вещами, которые случаются». Но при
дальнейшем анализе эти вещи оказываются точечными моментами или событиями. Таким
образом, время (и все, что связано с ним) является в результате
«субстанциолизированным» и сразу же принимается как абсолютное. Это было
тщательно проработано Ньютоном, когда он ввел время в качестве
параметра в законы физики и был вынужден подчеркнуть его единообразие и
универсальность (абсолютность) и проработать точность его движения
вперед. Его концепция времени в сильной степени была связана с понятием
одновременности двух отдельных событий. Но сегодня мы знаем, что
одновременность не есть абсолютное свойство, которым обладают события,
это, скорее, следствие способа, которым наблюдаются эти события. Поэтому
нет причины, почему бы нам не избавиться от уз абсолютов. Но совершая это,
будем осторожны, чтобы не надеть новые кандалы. Разве золотые цепи лучше
соломенной веревки? Только что выглядят более элегантно.
Естественным следствием понятия времени как потока, спешащего вперед и вперед,
явилось движение настоящего момента, быстро абсолютизированного в «теперь»,
которое незаменимо транспортируется из прошлого в будущее. Однако значение
«прошлого» и «будущего» определяется не только на поверхностном
(психологическом) уровне, но и, что более значительно, на более глубоком
(онтологическом) уровне. Между «нет уже» и «нет еще», можно сказать, лежит
вечно присутствующая и в той же мере вечно отсутствующая «временная зона»,
называемая «теперь». Оба уровня, как психологии, так и онтологии, исключаются
математиками и физиками из их описаний пространства, времени и
пространства-времени. Описание времени математиками весьма похоже на описание
ими же пространства; пространство и время - лишь аспекты единой структуры,
называемой «пространство-время». В описании вселенной физиками полностью
отсутствует не только двигающееся универсальное «теперь», но и какая-либо
оговорка относительно текущего времени и неявно движущегося «теперь».
Понятия пространства и времени, столь характерные для низшего переживания самих
себя и нашего мира, как оказывается, усваивающегося путем построения
рефлексов и операций по разграничению различных «объектов», одним из
которых является сам «субъект», который одновременно и отличен от остального
мира и все же глубоко включен в него. Поэтому, каким бы захватывающим
ни было развитие или ниспровержение этих понятий, это происходит на
уровне того, что можно было бы обозначить конечной фазой долгого
процесса, или, в буквальном смысле слова, на поверхности весьма слабо
исследованного океана с неведомыми глубинами.
Отказ принять «ум»,
«опыт» или «интуицию» — все эти ускользающие концепции — в область
«точных» наук понятен, но необходимо указать на то, что чем больше точные науки
закрывают себя от своего источника и ограничивают себя «чистыми фактами», тем
больше шансов на то, что несдерживаемые спекуляции и глупейшие предубеждения,
которые, как предполагалось, были запрещены, будут возникать снова -
любопытный способ выковывания новых цепей (может быть, мы назовем их теперь
плутониевыми?).
Вышеупомянутый отказ, столь часто вырастающий до непрекрытой
враждебности, вызывается, главным образом, общей неясностью таких
терминов, как «ум», «знание», «опыт», «сознание», «дух» и их
синонимов, часто используемых совершенно без разбора. Теории, имеющие дело с
тем, что обозначается этими терминами, обычно делятся на две группы:
дуализм ума и тела — с одной стороны и редукционный монизм с его
подразделением на редукционный материализм и парапсихизм - с другой. Их
бросающаяся в глаза слабость состоит в том, что они спешат с
ответами прежде, чем задан любой вопрос.
Двусмысленность слова «опыт» можно интерпретировать как указывающую в
направлении либо абсолютной объективности (путь редукционного натурализма), либо
абсолютной субъективности (преследуемой дедуктивным идеализмом). Один
замалчивает субъект, другой — объект; общим для обоих является мнимая дихотомия
на субъект и объект. Но «опыт» (переживание) предшествует различию между
субъективностью и объективностью, между внутренним и внешним, поскольку он не
является ни субъектом, ни объектом и не имеет ни внутреннего, ни внешнего.
Дело
в том, что опыт не есть вещь, внутреннее же учреждающего субъекта или
трансцендентального эго, так же, как и внешнее учрежденного объекта, являются
позднее. Трансцендентальное эго — это постулат, как абсолютное пространств и
время, и имеет лишь ограниченное применение в близоруком репрезентативном
мышлении, как Эвклидова геометрия на маломасштабных поверхностях. Опыт который
не поддается никакому редукционизму и поэтому не может сравниваться с
трансцендентальным эпистемологическим источником (эго трансцендентных философий)
или с метафизическим основанием (допущение метафизикой существования душевной
субстанции) является тем не менее источником понятий для интерпретации, среди
которых «пространство» и «время» оказываются «горизонтальными формами» самого
опыта.
Здесь «пространство» является ориентабельностью без фиксированного
центра, а «время» — удерживающей-запоминающей структурой с его объединяющей
операцией «теперь». Отличительные характерные качества «присутствия субъекта» и
«присутствия объекта» являются результатами более поздней (тематической)
конструкции. Хотя опыт, все проникая, присутствует, как «горизонтальные формы»,
являющиеся налагаемыми ограничениями, как в игре, опыт (как непрерывный
источник) никогда не исчерпывает себя.
Вместе с этим опыт несет побочный оттенок значения знания, которое, и это
следует подчеркнуть, является основополагающим, если не синонимом, для всей
жизни (как мы ее «знаем»). Это также способ, которым она проявляет себя, т.е.
ограничивая себя пространством и временем.
Будучи скорее процессом, чем статической сущностью, знание всегда рискует стать
разделенным с самим собой (против себя), принимая свои намеренные операции
конкретно и - но до этого оно соскальзывает в жесткость субъекта-«здесь» и
объекта-«там» -устанавливая поддельный образ себя, который действительно
является источником любой дуальности. И все же этот поддельный образ есть
знание, но оно не является ни доминирующей интуицией, ни Большим Знанием. Оно
меняется вместе с настроением «времени», будучи похожим на моду, и поэтому его
время не является Большим Временем. Масштаб («пространство»), который оно само
устанавливает, есть ограничение, и поэтому - не Большое Пространство. Фактически
с точки зрения этого «малого» знания пространство и время являются лишь
«фрагментами», «отдельными вещами», которые старательно ткутся на фабрике
пространства-времени. Но такая унификация не остается стабильной и всякий раз
подвергается серьезной угрозе со стороны новой информации.
Не следует думать, что, различая «малое знание», которое неизбежно оказывается
как ограниченным, так и ограничивающим, и Большое Знание, имеющее освобождающее
действие, поскольку оно игнорирует любую попытку ограничить или свести его к
банальностям мнения, мы имеем дело с редуцируемыми свойствами или «вещами»,
между которыми лежит непроходимая пропасть. Большое Знание обнимает «малое
знание» и может поэтому «видеть» его ограничения (и, что еще важнее,
повеселиться над ним), тогда как «малое знание» не способно ни на что подобное.
Итак, «фигурально выражаясь», Большое Знание играет само с собой в жмурки. Но
ничто не мешает ему сорвать повязку и двигаться сознательно. Или, можно сказать,
«малое знание» подобно искаженному близорукому зрению, тогда как Большое Знание
- это полное (нормальное) зрение - видение без видения, «вещей». Это, конечно,
язык парадоксов, который совершенно невразумителен для того, кто держится за
букву, кому по этой причине не над чем смеяться и кто упускает богатство,
каковым является Бытие как переплетенная динамика пространства, времени и
знания.
Переход от «малого знания» к Большому Знанию не влечет за собой новой
теории о знании и его проявлениях, которые - не столько события, сколько Бытие,
как знание, пространство и время, всегда вот оно, но никогда - в качестве вещи.
Не создает этот переход и новой эпистемологической модели. Это реставрация
видения, которое как таковое ни отрицает, ни абсолютизирует.
Итак, цель этой книги - реставрировать видение, а последовательный ряд
упражнений являет собой терапевтические средства, ведущие к этому результату
Вдумчивый читатель будет глубоко признателен Тартангу Тулку за брошенный им
призыв думать и видеть вновь.
У нас неограниченные возможности найти полноту и удовлетворение в своих жизнях
и в наших отношениях друг с другом. Учась прямо контактировать с сущностью
нашего бытия, мы можем обнаружить безграничную свободу, которая является не
только свободой от некоторого внешнего ограничения, но и сама по себе есть
динамическое выражение смысла и ценности быть человеком. Когда эта внутренне
присущая свобода становится живой реальностью, за ней естественно следуют и
все другие свободы.
Прежде чем исследовать это цельное и творческое измерение нашего опыта, мы
нуждаемся в проницательном и всеобъемлющем понимании нашей ситуации - как на
личностном, так и на глобальном уровне. Однако ситуации часто настолько сложны,
что, хотя мы и могли бы желать действовать наилучшим образом, вместо этого мы
находим себя пойманными в циклах, как фрустрирующих, так и бесплодных. Для
подлинно конструктивного действия нам нужна большая ясность и всестороннее
знание.
Отсутствие у нас такого знания и понимания само по себе есть корень наших
проблем - на многих различных уровнях. Ум, лишенный знания, увековечивает
чувство разделенности между «нашим личным миром» и «миром других». Эта
разделенность совершенно очевидна на социальном уровне и даже в большей степени
такова на глобальном уровне. И обратно, чем более невнимательны мы становимся в
отношении социальных факторов и факторов внешней среды, тем более суживается
наше осознавание нашего иного пространства и времени.
Мы пойманы сложностями наших жизней, и нам становится трудно проявить какой-либо
реальный интерес к тому, что лежит вне нашей личной сферы. Само общество
подвергает столь строгой критике те роли, которые мы должны играть, что мы
утрачиваем осознавание более глубоких ценностей и открытых возможностей жизни.
И вместо признания нашей сокровенной связи с другими мы создаем
индивидуализированные линии обороны эгоцентризма, требующие нашего постоянного
внимания для своей поддержки и защиты. Эта консолидация и защита эго ведет к
чувству изоляции и потери равновесия к утрате человечности - и тем самым к
дальнейшему ограничению нашего понимания друг друга.
Пытаясь избежать своей изоляции, мы можем погрузиться в различные развлечения
или искать удовлетворения на путях личной власти или владения чем-то. Но
вместо того чтобы обеспечить жизнеспособные разрешения наших проблем, такие
стремления в действительности ограничивают нас и наши перспективы еще больше.
Временами кажется, что мы блуждаем в лабиринте установленных норм и правил и
непроницаемых перегородок, мы утрачиваем критерий естественного
присутствия и потока общения - и пространства, пронизывающего все наши
искусственные барьеры.
Дисгармония в наших жизнях отражается в наших попытках контролировать
окружающую среду и все, что из этого следует. Мы так часто пытаемся
использовать окружающий нас мир ради нашей личной выгоды и
немедленного комфорта, не принимая во внимание любой более широкой
перспективы. Осуществляя такие узконаправленные намерения, мы создаем
дисбаланс, несущий с собой как настоящие, так и будущие проблемы для себя и для
других.
Действие наших ограниченных перспектив на окружающую среду становится все более
явным. Когда у нас нет знания (и, вероятно, даже мотивации), чтобы
сбалансировать эти последствия, мы подчас просто обвиняем прогресс, достигнутый
технологией за счет утраты равновесия как в наших жизнях, так и в общем
состоянии мира. Мы хотим вернуться к более простым и менее хаотическим
временам. Но мы не можем отвергать важность технологии как проводника наших
целей, и действительно, технология и материальный прогресс сами по
себе не являются разрушительными.
Введение
Начало | I | II | III | IV | V | VI | VII | VIII | IX | X | XI | XII | XIII | XIV | XV | XVI | Конец | zip/277K |